Гуманитарий - что это значит? Кто такой гуманитарий и чем он отличается от технаря. Гуманитарий и технарь: а кто ваш ребенок? Можно ли из гуманитария стать технарем

Тридцатое августа 2010 года, 6:30 утра. До отправления экспресса Рязань – Москва осталось 40 минут. На экране монитора: «Поступил – гордись, не поступил – радуйся». Я поступила в лучший технический вуз страны и была рада и горда одновременно. Лишь потом до меня дошел смысл этого крылатого бауманского выражения, как дошло и то, что по складу ума я стопроцентный гуманитарий, который просто неплохо решает дифференциальные уравнения. Но тогда зачем мне дальше здесь учиться? Стоит ли дальше грызть этот твердейший физико-технический гранит? Можно ли, а главное, нужно ли мне переквалифицироваться в технаря и заканчивать МГТУ? Я не знала. Зато теперь, когда я по праву ношу белую каску и кричу у «Ноги» уже набившее оскомину «Я инженер», я это точно знаю.

За эти шесть лет МГТУ дал ответы на многие вопросы и много чему научил. Я благодарна МГТУ за все, а за некоторые вещи хотела бы сказать особенное спасибо.

Несмотря на то, что я не склонна к инженерному делу, Университет все равно помог мне найти себя. На втором курсе я решила написать материал в газету «Бауманец», куда пишу и по сей день. За четыре года работы в газете я научилась азам журналистики. Мне удалось освоить и бауманскую специальность – аддитивные лазерные технологии, и два года проработать в лаборатории стереолитографии ОКБ «Сухого».

У каждого бауманца после МГТУ появляется бесценный навык быстро разобраться в чем угодно. На первом курсе нам часто говорили: «Здесь учат учиться». Оказалось, что дело совсем не в том, чтобы уметь читать учебники и приходить на лекции (хотя это и важно), а в том, чтобы в короткие сроки улавливать суть вопроса и генерировать новые идеи, соотнося новую информацию со своими уже имеющимися знаниями. Теперь, общаясь с людьми уже в основном за пределами Университета, я замечаю, что очень немногие люди обладают этим навыком. Спустя шесть лет стало понятно, почему способность «уметь учиться» так высоко ценится.

Шесть лет в общежитии – хорошая школа жизни. Находить общий язык с тремя соседями по комнате и вообще искать компромиссы – задача нетривиальная. Но надо сказать и спасибо за прекрасные моменты – за веселую подготовку к экзаменам, за песни под гитару до утра и много душевных вечеров, проведенных с друзьями.
В Бауманке я познакомилась с главными людьми в своей жизни, не считая родителей. На своем потоке я встретила лучшую подругу, в общежитии – своего любимого человека, которого весь пятый курс ждала из армии.

Университет научил меня всегда и во всем идти до конца. Здесь все шесть лет, каждый день мне приходилось выбирать – либо я заканчиваю МГТУ, либо поддаюсь своей слабости и бросаю учебу. Я могла бы забрать документы в любой день, но понимала, что эту слабость никогда себе не прощу.

Учась в МГТУ, я стала другим человеком. Конечно, в силу возраста – с 17 до 23 лет – в любом человеке происходят большие изменения. Но я имею в виду такие перемены, которые с кем-то могут не произойти и за более долгий срок. Изменилось мое отношение ко многим вещам, жизнь стала видеться более радостной, а мир – прекрасным. Как ни странно, это осознавалось в самые трудные моменты. Бауманка – одна из лучших вещей, что есть в моей жизни. Я горда и рада, что поступила сюда. И еще больше за то, что я – инженер!

Дарья Баканова, выпускница факультета МТ, корреспондент газеты «Бауманец»

Сегодня спор физиков и лириков, кажется, окончательно разрешился в пользу физиков. Какого рода искусство мы оставим в наследие своим внукам? Графический дизайн мобильного приложения, нейронную сеть, способную создавать картины, игры, построенные на основе виртуальной реальности? Но что же стало с тысячами гуманитариев, которые готовились прожить жизнь в более спокойном и созерцательном ритме? Некоторые из них, следуя призванию и веяниям века, стали программистами. Дискурс поговорил с бывшими «лириками», ставшими «технарями», о том, почему они сменили профессию, как осваивали новую специальность и пригодились ли им гуманитарные знания в сфере технологий.

Когда я училась в старшей школе, нашу параллель разделили на несколько специализированных направлений: класс для гуманитариев, класс физико-математический, химико-биологический и… общий! Попасть в общий класс почему-то считалось дурным тоном. Я год отучилась в физмате, а потом перешла в гуманитарный, потому что за технарями угнаться мне было тяжеловато. Признаюсь, с тех пор стереотип, что всех людей можно разделить на категории по способностям, все еще живет во мне. Частично поэтому вызрел и этот материал. Мне хотелось понять: можно ли вступить в спор с природой и доказать, что даже если ты гуманитарий, при желании ты сможешь освоить математику? Мне хотелось понять, могу ли я изменить свое сознание, перенастроить мозг на другой регистр и добиться успеха в том, что раньше у меня не получалось? Нужны ли какие-то особые задатки или все можно одолеть одним желанием, упорством и силой воли?

Я сама училась на филфаке РУДН, преподавала иностранные языки, а теперь вот пишу код, - так что, наверное, все возможно. Вот только правильно ли я делаю, что трачу время не на развитие способностей, данных мне богом и природой, а на постоянный вызов себе самой? Вопрос этот все еще меня мучает и поэтому ответ на него я попыталась получить у пяти людей, которые смогли совершить переход от гуманитарной профессии к написанию кода или же умело совмещают и то и другое.

«Моя жизнь - цепь невероятных случайностей»

Меня зовут Александр Гусев , мне 23 года, я родился и учился в Москве. Заканчивал РГГУ по специальности «Востоковедение. Африканистика», должен был стать китаистом. Сейчас я живу в городе Эйлат, в Израиле. Работаю в компании Trucknet, пишу код, в основном, на JavaScript.

История о том, как я стал программистом, очень нелогичная. До сих пор мне сложно понять, как все произошло. Моя мать – кибернетик по образованию. Однако она решила, что мне следует заниматься востоковедением, потому что могла устроить меня на соответствующую работу после института. Два года я готовился к ЕГЭ по истории и английскому, а за три месяца до экзамена мать меня спросила: «Слушай, может, тебе все-таки на программирование пойти?» Я ей ответил: «Да уже три месяца до ЕГЭ осталось, поздно». Так я поступил в РГГУ на бюджет, и это единственная причина, почему я продолжил там учиться.

Когда поступил, отношения с матерью у меня осложнились. В 17 лет я стал жить с девушкой, и мне надо было как-то зарабатывать на жизнь. Программировать тогда я не умел, но взял движок opencart, создал на нем интернет-магазин и стал перепродавать айфоны из Америки. А потом произошел вот какой случай. Я работал официантом в Атриуме, и поскольку хорошо работал, подружился с директором по продажам. Его звали Алексей Дмитриевич, как сейчас помню. Этот человек очень сильно повлиял на мою дальнейшую судьбу. Как все было? Все свободное от работы время я сидел в подсобке ресторана с ноутбуком, потому что продолжал заниматься продажей айфонов, и Алексей Дмитриевич это заметил. Он спросил, смогу ли я ему помочь решить одну проблему в рамках ресторана, сформулировал первое в моей жизни ТЗ и сказал, что заплатит 70 тысяч. Сумма для студента второго курса была большая. Я взялся. Знал, что, если не справлюсь, друзья-программисты помогут.

Забегая вперед, скажу, что я справился, и мне понравилось заниматься этим. Не из-за денег, а из-за драйва. Те два месяца, что я делал программу для ресторана, я спал по четыре часа в день. Круглосуточно находился там. Это было очень тяжело. Но дело в том, что мне было не только тяжело, но и очень интересно. Я отвозил друзей на машине в клуб и сидел в машине – программировал. Мне это было интереснее, чем в клуб пойти. Я постоянно этим занимался. И в какой-то момент не скажу, что мне стало легче, что где-то что-то щелкнуло, но энтузиазм немного иссяк. Я понял, что жизнь программированием не ограничивается. Это произошло через год после того, как я начал им заниматься.

После того, как я сделал ТЗ для ресторана, я пошел в мобильную разработку, узнал, что такое 1С, и следующие лет пять я находил заказчиков среди друзей и друзей родителей, которым был нужен сайт. В принципе, на фуллтайм не работал, пока не переехал в Израиль. Года три я писал на Ruby (серверный язык программирования – прим. ред.), потом весь функционал сайта стало можно делать на JavaScript (мультипарадигменный язык программирования – прим. ред.) И вот сайт Дискурса я полностью написал на JavaScript.

Вообще, вся моя жизнь – цепь невероятных случайностей. В Израиль я попал по студенческой программе. А потом на одной вечеринке здесь, в Эйлате, когда доллар очень подрос и работа мне была особенно нужна, я познакомился с человеком, который запустил единственный во всем городе стартап. Я ему рассказал, что умею. А он говорит: приходи завтра на работу. Без интервью, без всего. В итоге, я стал единственным программистом во всем стартапе. И вот спустя год у меня уже четверо подчиненных: три специалиста, которые занимаются визуальной частью сайта и один серверный программист.

Сейчас я уже могу сказать, что программирование – это мое. Что я до сих пор хожу на работу с удовольствием и до сих пор перерабатываю. По поводу моего гуманитарного образования, вот что скажу. Я даже рад, что не пошел в технический ВУЗ. Во-первых, у меня очень много друзей, которые кодили в университете, но, к сожалению, их учили далеко не последним технологиям. В программировании все каждый день меняется. Конечно, студенты техвузов знают теорию и основы так, как мне и не снилось, но важно знать и технологии, которые сейчас в тренде на рынке труда, чтобы получить работу. Во-вторых, система образования устроена так, что убивает кайф от получения знаний… Из-за оценок, из-за не всегда талантливых преподавателей. Может быть, если бы я пошел в технический ВУЗ, я бы стал там китайский учить из чувства противоречия!

«Я хочу быть свободен или вообще не быть»

Меня зовут Вадим Калинин , мне 44 года, я родился в Московской области и окончил Московский государственный университет леса. Был в своё время одним из основателей легендарного «Товарищества Молодых Литераторов "Вавилон"». Издал несколько книг, как в России, так и за рубежом. Сейчас живу в городе Хуахин в Таиланде. Код пишу на разных языках. В основном PHP, JavaScript, Java. Занимаюсь крупными, длительными web-проектами. Я пришел в IT из искусства.

В юности увлекался литературой и живописью, но это почти не приносило мне денег. Да и интерес к русским художникам на Западе в 2000-х годах стал иссякать. Довольно долго я работал дизайнером. А потом со мной случилось несчастье. Я чуть не умер и, знаете, понял, что все соображения, по которым я откладывал свою жизнь на будущее, – самообман.

В детстве я мечтал о тропических островах, путешествиях, о смелых, предприимчивых друзьях-авантюристах, о жизни космополита. А вышло так, что в 35 лет у меня была однушка в Подмосковье и однообразный круг общения, состоящий преимущественно из московских литераторов, людей креативных, но в большинстве своём не слишком смелых и деятельных. Как-то очень остро я понял, что девять месяцев в году, которые я проводил в квартире или офисе в дурном московском климате, были драгоценным временем моей жизни, которую я расходовал бездарно.

Я понял, что хочу быть свободен или вообще не быть. То есть мне нужна была профессия, которая не привязывала бы меня к офису, к языку, к городу, вообще ни к чему не привязывала. Программирование показалось мне достаточно очевидным выбором. Тем более что к тому моменту я уже работал с Flash и был шапочно знаком с ActionScript. В общем, у меня тогда была очень сильная мотивация. Возможно, что никогда прежде я не был настолько мотивирован. В самом начале у меня возник острый дефицит времени, которое уходило на учебу. Я работал за компьютером в офисе, приходил домой и снова садился за компьютер, чтобы учиться. Выходные тоже проходили за монитором. Достаточно скоро я превратился в бледного взъерошенного упыря с красными глазами и перманентной депрессией. Спасла меня от этого жена. Она согласилась на три месяца «посадить меня себе на шею», чтобы я мог спокойно поучиться. И это дало замечательный результат.

Учился я по книгам издательства «О’Райлли». Замечательные книги. Написаны хорошим языком, качественно оформлены, и технический уровень – очень и очень высокий. Кроме того, в своё время мне сильно помогли преодолеть определённый этап в развитии книги Стива Макконелла «Совершенный Код» и «Патерны Проектирования» от Фрименов, Кети и Берт. Ну, и самое главное – это разбирать чужой код. Лучше один раз увидеть, как сделано качественное приложение, чем сто раз услышать об этом.

Психологический момент. Я долго жил эдакой лайт-рок-н-рольной лузерской жизнью. Трудоголизм казался мне чем-то неприемлемым. У меня был круг, который существовал так же, и этот круг мне пришлось покинуть. Пришлось практически отказаться от алкоголя, ограничить время в соцсетях. Топтание с пивком возле тогда ещё живых «ОГИ» в обществе «подпольных гениев» пришлось тоже исключить. В общем, на какое-то время я из московского литературного тусовщика превратился в эдакую смесь яппи и небритого компьютерного гика из американского кинофильма. В литературную среду, к слову, я больше не вернулся. Я изменился и начал скучать в этой среде.

Но я не верю в «гуманитариев» и «технарей». Есть люди, способные аналитически мыслить, конструировать и решать изобретательские задачи, а есть ещё какие-то. Не важно, что ты строишь: стихотворение, роман, картину или web-приложение. Ты совершаешь инженерную работу. Программирование дисциплинирует ум. Тренирует аналитическое мышление. Сделавшись программистом, я стал лучше писать тексты. Я понял, как быстро и без напряжения устранить те слабости своего письма, с которыми я раньше боролся годами. Вот только времени на художественные вещи стало остро не хватать.

Программирование делает человека лучше. Это своего рода «духовный путь», только основанный не на религиозном вранье, а на научном подходе, анализе и рациональности.

У нас есть «гуру» и «небожители», есть легенды и мифы, есть личностный рост, «этапы прозрения», «уровни осознания», вот это вот всё. И всё это по-честному. Ну и деньги конечно:)

Меня зовут Мила Абрамова , мне 28 лет, я училась на менеджера по подбору персонала в РГГУ. Живу в Москве, работаю в компании, которая занимается системной интеграцией программных продуктов; пишу, в основном, на Ruby; недавно стала осваивать Elixir.

Я с детства любила писать стихи и небольшие рассказы, музыке начала учиться по настоянию родителей, поэтому, когда закончила музыкалку, на какое-то время забросила и скрипку, и фортепиано. Но позже у меня появилось желание сочинять, и я стала писать песни. Есть такая программа для сведения, записи и мастеринга аудиодорожек – Cubase. Чем больше я погружалась в процесс, тем лучше эту программу я осваивала. И закрутилось. Я купила синтезатор и начала играть в музыкальных группах. Сначала в gothic darkwave проекте Mea Vita, а потом в Locus Titanic Funus. Во второй группе получилось адаптировать свою электроскрипку к гитарному синтезатору и использовать ее в качестве midi-контроллера. Это очень расширило спектр стандартного звучания скрипки.

Я училась в университете, но уже понимала: работать по специальности, которую получаю, мне не хочется. Меня вдохновляла возможность помогать людям в создании программных проектов и непосредственно разрабатывать такие проекты. Тем более что мне хорошо давались математический анализ, теория вероятности, математическое моделирование, информационные системы и сети, статистика. Я с удивлением замечала, что делаю успехи в технических дисциплинах, хотя всю жизнь считала себя гуманитарием. Уже тогда у меня было много знакомых разработчиков. Да и мир технологий меня всегда привлекал: мне казалось, что он позволяет создавать грандиозные вещи практически из ничего. Но я всегда считала себя недостаточно способной для того, чтобы работать в IT. И я просто продолжала общаться с программистами, потихоньку вслушивалась в суть того, о чем они говорят, вдохновлялась их работой – и, в конце концов, поверила, что и сама смогу найти себя в этой сфере.

Первый шаг к настоящим переменам я сделала, пойдя работать ассистентом в IT-отдел. Там большинство программ писали на Ruby on Rails и JavaScript. Мне нужно было создавать к ним документацию, заниматься тестированием, аналитикой, позже – участвовать в проектировании. Собственно, на той работе я и начала понимать, как устроены веб-приложения, проводила свои первые опыты с Ruby и JS. И меня повысили! Из ассистента я превратилась в проджект-менеджера. А чуть позже мне поступило предложение, от которого я не смогла отказаться. Меня пригласила компания, которая занимается интерактивной визуализацией Big Data и созданием инфографических аналитических систем. Я стала заниматься там аналитикой и координировать их техническую команду.

Проект был невероятно интересным и захватывающим, практически каждый день я получала новые, полезные знания и развивала свои навыки. Я почувствовала, что пора осваивать программирование. Ведь невозможно эффективно управлять командой и процессами, специфика которых тебе недостаточно ясна. Я считаю, что человек, ответственный за проект, должен понимать принципы его создания от и до: архитектуру, структуру, специфику используемых технологий и т.д. Поэтому я решила более детально изучить программирование и пошла сначала на курсы по основам кодинга, а потом по Ruby on Rails.

Сейчас моя работа предполагает не только знание и использование технических аспектов, но и общение с людьми, умение ясно и доходчиво излагать мысли, умение организовывать эффективную работу команды и обеспечивать ей благоприятные условия деятельности. Поэтому гуманитарные знания – психологии, психофизиологии, менеджмента и его истории, основ маркетинга, права и экономики, знание иностранного языка – помогают мне каждый день. На моей нынешней работе я постоянно развиваюсь, поскольку постоянно развиваются технологии, которые мы используем. Я вижу результаты работы и как они меняют мир. Это похоже на выращивание цветка: практически из ничего появляется жизнь, обретает форму, и ты один из тех, кто влияет на то, какой будет эта форма, какой будет эта жизнь – будет ли этот цветок радовать окружающих или увянет, так и не успев расцвести. Боюсь, моя гуманитарная профессия не вдохновляла бы меня так же сильно.

«Я имею возможность с разных сторон погрузиться в материал»

Меня зовут Наталия Тышкевич , мне 23 года, я управляю развитием проекта , который посвящен личным дневникам разных людей XIX–XX веков, и работаю в Центре цифровых гуманитарных исследований НИУ ВШЭ . Программирую на языке Python (для сетевого анализа русской драмы) и на языке R (для статистического анализа данных «Прожито»). Изучала программу «Фундаментальная и компьютерная лингвистика» в НИУ ВШЭ, где студентов поощряют рассматривать язык с разных сторон, в том числе учат автоматической обработке текста, начиная с основ языка Python и заканчивая машинным обучением.

В моей семье все учились программировать: мама, папа, бабушка, дедушка, младший брат. Мне привили уважение к науке и внимание к гуманитарной сложности. Я сознательно поступила на лингвистическое отделение, чтобы подходить к анализу литературных текстов с новыми инструментами, не входящими в арсенал традиционного литературоведения. Фундаментальная лингвистика непосредственно связана с математическими методами, и многие лингвисты свой предмет охотнее относят к точным, чем к гуманитарным наукам.

За время обучения я успела погрузиться в разные проблемы, связанные именно с теорией языка. Но интереснее всего мне было балансировать на стыке двух областей: компьютерной и теоретической лингвистики. Моим дипломным проектом стала программа, которая без опоры на словарь находит цитаты из художественной литературы в газетных текстах. Я рассказала о своем исследовании на Цифровом дне ежегодной молодежной конференции в Тарту, и меня пригласили стать организатором Первой московско-тартуской школы по цифровым гуманитарным наукам , а затем позвали в новый Центр цифровых гуманитарных исследований. На базе центра я собрала научно-учебную группу ‘Digital Literary Studies’, куда позвала знакомых студентов разных специализаций: там трое филологов, четверо компьютерных лингвистов, педагог, нейропсихолог и математик. Мы стараемся находить общий язык и вместе занимаемся сетевым анализом текстов русской драмы. Хотя разница бэкграундов усложняет работу, но она же и делает ее очень интересной!

Изначально с помощью компьютера мне хотелось проверить теоретические идеи русских формалистов о структуре художественного текста. Но цифровой подход позволил выйти в междисциплинарную область и привел в исторический проект «Прожито» (prozhito.org), в котором я вижу большой потенциал для современных гуманитариев. Придумывая совместные проекты с историками повседневности, филологами и компьютерными лингвистами, я имею возможность с разных сторон погрузиться в материал. Осмотреть его как архивную единицу в виде настоящей рукописи, как запись в базе данных или как обобщенную статистику. Это помогает, с одной стороны, разобраться в том, как устроен описываемый мною жанр, а с другой – расширить свой кругозор в том, что касается применения цифровых методов в гуманитарных проектах.

Поскольку сейчас технологии очень быстро развиваются, а необходимые для гуманитарных областей авторитеты не успевают сформироваться, я не могу себя назвать ни технарем, ни гуманитарием. Такое разделение я считаю искусственным – мне принципиальна работа на стыке областей, ведь самое интересное обычно ускользает от категоризации. Общий для разных задач компьютерный инструментарий позволяет преодолевать зазоры между научными интересами и кардинально перекраивает все пространство гуманитарных наук. Мне навык программирования помогает систематизировать разнообразную текстовую информацию и ориентироваться в цифровом мире – это похоже на жизненную необходимость уметь рубить дрова и топить печь, если живешь в лесу.

«Мое подсознание говорило со мной чудесными снами»

Меня зовут Ян Бродецкий , мне 30 лет. Живу в Москве. Пишу клиентскую часть электронного банкинга для юрлиц. В свободное время делаю небольшие игрушки на JavaScript.

Лет в 14 родители спросили, что я хочу делать. Первое, что я сказал, – программировать. Я тогда был под впечатлением от фильма «Хакеры» с молодой-красивой-губастой Анджелиной Джоли, – в общем, всего этого: синие волосы под «Prodigy», мир электронов и переключателей против корпораций и туповатых чиновников во имя доброго вечного. На всё это родители сказали мне: да что ты? видел ли ты айтишников? это люди с формулами в глазах, – ты же не такой. Давай что-то другое. К слову, сейчас люди, которые мало со мной знакомы, говорят, что я создаю впечатление человека, который мыслит схемами и структурами.

Так вот, вторым моим желанием было стать великим русским писателем. Ну, знаете, чтобы Достоевский, Булгаков и Бродецкий звучали в одном ряду. Родители мне сказали: дуй на журфак, там учат писать (кстати, нет). Так я начал заниматься журналистикой. Первые статьи я писал лет с 14. К 17 годам публиковался в «Комсомолке». Ничего выдающегося – так всякая мелочь про зверюшек. Набрав нужный минимум для поступления, забил на это, понял – вообще, не моё.

На первом курсе стал работать на телевидении. Я был редактором оперативной графики и помощником режиссёра. Забавная работа. Тогда же начал верстать веб-странички. Потом на фрилансе делал под ключ сайты на ворд-прессе. К концу универа вообще не хотел ничего иметь общего с журналистикой. Писал какие-то мелкие рассказы для себя, слушал музыку, перечитывал по 100500 раз Паланика, Мисиму, Сорокина, Нуна, Томсона и Бёрджеса. В общем, деградировал как мог, но недостаточно отчаянно: до карточных игр и морфия не докатился. Видимо, с писательством поэтому и не сложилось.

Потом поступил в аспирантуру на истфак. Отчасти – чтобы решить вопрос с армией, отчасти – чтобы продлить детство ещё на три года, отчасти – всё ещё хотелось протестовать, но каким-то полезным и для себя образом. Когда меня спрашивают, как я выбрал тему диссертации, я обычно говорю, что это не я выбрал тему диссертации, а она меня.

Дело в том, что мой батюшка лет в 11, когда меня и в проекте не было, посмотрел немецкий трофейный фильм про подводников – «U-boote am Feind» или что-то подобное. В общем, там крутые ребята, практически пираты, плавают на дизельной склянке в море и беспощадно топят врагов. Его это так впечатлило, что он несколько раз пытался поступить в мореходку, но его не взяли – по зрению. Когда появился я, в нашем доме было полно книг про море, подводные лодки, Вторую мировую и немцев. Дети читать особо не любят, поэтому я тогда листал картинки в энциклопедии про Третий Рейх. Поэтому свастики, черепа и чёрная униформа у меня никакого страха не вызывали. Скорее наоборот – вызывало интерес, почему многие люди боятся этих символов и ненавидят их.

Я защитился, закрыл эту тему для себя и немедленно повзрослел…

Вру, ни фига это было не просто и не немедленно, но, наверное, слишком скучно, и это не касается программирования. Так или иначе – захотелось какого-то занятия, которое приносит деньги. Завертела меня нелёгкая. Сначала в проджект-менеджеры, потом в бизнес-аналитики – в стартапе, в интеграторе, в крупной корпорации. Я даже в какой-то момент попытался вернуться в журналистику. Одним словом, бился, как рыба об лёд.

Последней каплей стала Лаборатория Касперского. Не потому, что там плохо, а потому, что не моё. Работать там было очень здорово. Я там познакомился с очень клёвыми ребятами из Амстердама, Токио, Москвы, Берлина и Бостона. С некоторыми общаюсь до сих пор. Другое дело, что работал я совсем не тем, кем хотел.

Вот есть люди – условно говоря, «дельцы». Они отдачу получают от того, что договорились до чего-то, пришли к соглашению. А есть «крафтеры», ремесленники, те, кому нужно что-то более-менее материальное создавать, чтобы чувствовать свою значимость и пользу.

Так вот, работа бизнес-аналитика – это для тех, кто большей частью «делец», а я по своей сути таки больше «крафтер». Но на тот момент я не осознавал этого. Моё подсознание говорило со мной всякими чудесными снами. Один помню до сих пор. Я посреди пустыни загребаю песок ладонями, а он утекает между пальцев и разносится ветром. Не надо даже было читать толкование сновидений, чтобы понять, о чём это.

Как я осваивал программирование? Читал книжки и статьи; смотрел обучалки; писал код; подскакивал посреди ночи, когда что-то внезапно понимал; ходил позориться на собеседования; потом задалбывал коллег тупыми вопросами.

Если хотите сами освоить, очень советую статью Джеймса Альтучера «Как изменить себя: полное руководство». Там 50 шагов. Делайте всё по порядку. Там примерно то же самое, что я перечислил, только с мотивацией: вы начнете что-то делать.

Но я бы не сказал, что перешел из гуманитариев в технари. Никто никуда не шёл, потому что никто никого не посылал. Мне, вообще, кажется разделение на гуманитариев и технарей мифом. Единственное отличие между этими группами мне видится в способности оперировать сложными абстракциями. Но и это не способствует рациональному взгляду на мир или меньшей внушаемости. Среди технарей масса тех, кто верит в мифы (древние, средневековые, а также созданные новейшей историей) и совершает ритуалы, смысл которых не понимает, а делает так потому, что надо. А среди гуманитариев масса материалистов с атеистическими и нигилистическими взглядами.

Тем не менее, польза от моего гуманитарного образования определённо есть. Был у меня случай, когда оно прямо очень помогло. В паспорте стоял испанский шенген, а по прилёте в Германию на конференцию меня спросили, какого рожна я у них забыл, если отоваривался в испанском посольстве. На что я честно сказал, что имею целую диссертацию про символику Третьего Рейха, хочу посмотреть, где всё происходило, а потом уеду греть кости в Барселону. Паспортист округлил глаза, поставил штамп о прилёте – и больше ничего не спрашивал.

Так, по мелочи, гуманитарное образование тоже полезно. Мысли порой помогает излагать. Выделяет среди других «погромистов»: девочкам из HR красиво на уши присесть, на собеседованиях выручает. Регулярно слышу, что собеседующие впервые сталкиваются с таким talkative programmer. Но этому можно научиться, иногда читая что-то ещё кроме технической литературы.

Работа мне интересна. И настолько, что после восьми часов на работе, я прихожу домой и часа два-три еще делаю что-то для себя. В выходные смотрю лекции, читаю статьи и пишу код, опять – для себя.

Более того, когда не могу понять, как что-то сделать (не все задачи реального мира хорошо ложатся на формальную логику), – ложусь спать и пишу код уже во сне.

Некоторые считают, что мода на программирование зашла слишком далеко. У бывшего социолога, а ныне разработчика софта Кайла Уорнека — совсем другое мнение.

Подрывать основы — это в Кремниевой долине любят. Это касается и карьеры. Я усвоил этот урок в 2013 году. Оставался месяц до моего тридцатилетия, полтора месяца до моей свадьбы. Я работал в прекрасной продуктовой команде в продвинутой софтверной компании. Передо мной стояли интересные проблемы, у меня были умные и приятные коллеги, а также масса бесплатной еды. Кремниевая долина в лучшем виде.

Я пять лет пытался добиться успеха в Долине, и эта работа казалась моим большим прорывом. Но не прошло и года после моего устройства туда, как компания закрыла проект, продала относящиеся к нему активы и уволила меня.

Сначала меня не волновал поиск работы. У меня было хорошее резюме, собеседования всегда проходили удачно. Я решил, что легко найду работу по управлению продуктом в другой компании. Но шли месяцы, и мой оптимизм начал увядать. К осени я подал резюме на 104 вакансии и не получил ни одного предложения.

После таких обескураживающих результатов я стал пересматривать доступные мне варианты. Было ясно, что я не соответствую рынку. Если бы я умел программировать… Тогда бы жизнь была проще. И я решил взяться за это.

Я и программирование

В Кремниевой долине уметь программировать — значит иметь влияние. На каждую позицию по управлению продуктом приходится примерно шесть позиций разработчиков. Компании часто жалуются на нехватку инженерных кадров и готовы таким людям хорошо платить.

Есть и другие плюсы. Я, гуманитарий, заметил, что инженеры сразу получают определенное уважение (совершенно незаслуженно). Незнакомые люди по определению считают, что программисты — умные люди. Менеджеры и коллеги исходят из того, что время программистов более ценно. На совещаниях мнения разработчиков имеют больший вес. Им сходят с рук недостойные шутки, опоздания на работу, отсутствие дресс-кода и взаимодействия с другими человеческими существами.

Но несмотря на все прелести такого отношения, я никогда не видел себя программистом. И мне казалось, что в городе разработчиков, готовых есть абы что и запускать миллиардные стартапы, я неуместен. У меня был диплом социолога, я не брал ни одного курса по компьютерным наукам. Я не смотрел фантастические фильмы, не смеялся над гиковскими шутками. Эта культура ценит людей, которые повернуты на чем-то, а мне просто нравилось смотреть на птиц, читать книги, заниматься спортом. Я работал в продажах и в политике и считал своей самой сильной стороной навыки коммуникации.

Но давление рынка вынуждало меня пересмотреть свою идентичность. Похоже, что в отсутствие изменений мои возможности были ограничены.

В каком-то смысле это было подходящее время. Помимо высокого спроса на программистов, появилась масса ресурсов, помогающих людям овладеть соответствующими навыками и получить работу в Долине — онлайн-курсы (от Udacity до Coursera и Codecademy), бесплатные руководства и учебники. И все больше программ, называющих себя учебными лагерями (boot camp) по программированию. Эти программы брали по $15-20 тысяч с человека и обещали, что их выпускники за три месяца получат востребованные на рынке навыки разработки. У них была впечатляющая статистика: больше 90% получали работу, причем с высокой зарплатой, а остальным обещали вернуть деньги. Я как-то работал с выпускниками одной из этих программ.

И все-таки меня это пугало. Похоже было, что полностью погрузиться в атмосферу учебного лагеря — это мой лучший шанс научиться программировать, но я боялся, что потрачу массу денег, времени и энергии, но никак не продвинусь. Тем не менее, других вариантов не было, так что я записался в Hack Reactor — учебную программу в Сан-Франциско.

Смириться с ошибками

Первое, что я понял: учиться программированию сложно. Это отнимает сотни часов. Большую часть этого времени вы проводите, разглядывая сообщения об ошибках. Программа практически никогда не работает правильно в первый раз. Казалось бы, человеку, который получил 104 отказа подряд, стоило привыкнуть к поражениям, но я нервничал — особенно когда я был совершенно не уверен, что смогу избавиться от этого сообщения об ошибке.

Мне помогло общение с другими участниками программы, которые тоже нервничали. В моей группе было тридцать человек, в том числе юрист, нейробиолог, вертолетный механик и профессиональный игрок в видеоигры, возраст участников расходился от двадцати с небольшим до сорока с лишним. У некоторых уже было образование в инженерной или сходной области, но они хотели освежить свои навыки. Другие вообще не учились в университете. Общим для нас было одно: мы хотели помочь друг другу выжить.

Мы собирались по шесть дней в неделю в течение трех месяцев. Официально учебный день продолжался с 9 утра до 8 вечера, но все сидели над заданиями до поздней ночи. И эта практика принесла результат: к концу программы мы все разработали полноценные веб-приложения.

Главный урок Hack Reactor — примириться с сообщениями об ошибках. Нас все время заставляли работать над проблемами, которые мы не знали, как решить. Нас обучили основам компьютерной науки, но основной акцент был на терпении, скромности и упорстве. Недостаток традиционного образования компенсировался настойчивостью.

Но чем дальше, тем больше нового передо мной открывалось: умопомрачительное количество языков программирования, библиотек и инструментов. К концу программы я задумывался: сколько же мне еще нужно узнать, прежде чем я могу назвать себя разработчиком?

Перезагрузка карьеры

На этот вопрос есть совершенно практический ответ: вы стали разработчиком, когда вы можете пройти собеседование для разработчиков. А это четырех-шестичасовая сессия, где кандидатов просят написать код для решения самых разных задачек. Зачастую это надо делать, стоя у доски: вы пишете решение, а интервьюеры его оценивают. У этого процесса масса вариаций, но основа примерно такова.

У этого метода есть масса проблем. Он не показывает, как инженер работает в команде, как он работает над сложным и большим проектом. Этот метод придает слишком много значения уверенности к себе и заставляет делать серьезные выводы о кандидате на основе маленького кусочка кода. Даже у отличного разработчика бывают плохие дни.

Но этот метод собеседований тесно связан с демократическим мифом Кремниевой долины. Это идея меритократии. Компании могут игнорировать формальные достижения, прошлый опыт, одежду кандидата, форматирование резюме и все остальное. Многие компании по-прежнему отбирают кандидатов по наличию диплома в компьютерных науках, по их онлайн-портфолио и предыдущему опыту, но все чаще они пробуют и «нетрадиционных» инженеров. Все, что нужно — пройти тест.

После шести месяцев подготовки и трех месяцев учебного лагеря я был готов попытаться. Началось все неудачно. На первое собеседование я пришел в огромную, известную компанию — и все провалил. Второе было не сильно лучше. Но к моему удивлению, дальше дела пошли на лад. Я успокоился и привык отвечать на вопросы в условиях серьезного давления.

Уже через несколько недель я получил хорошие предложения от нескольких компаний. Я, конечно, еще не чувствовал себя настоящим разработчиком, но тот факт, что мне были готовы платить за написание кода, подсказывал, что план сработал. И мое восприятие себя стало совпадать с реальностью только несколько месяцев спустя.

Дорогу гуманитариям

Теперь я знаю, что значительное число разработчиков софта не имеют соответствующего диплома. По одному опросу, их даже больше 50%. Сколько бы таких людей ни было, среди них мой прошлый начальник и многие отличные инженеры, с которыми я работал.

Учебные лагеря — тема спорная, но научиться программированию самостоятельно вполне реально. Многие стартапы из Долины считают, что если вы научились программировать без обучения в университете, это показывает, что вы человек мотивированный, устойчивый, любопытный и изобретательный. Именно такие навыки и нужны работодателям.

Кроме того, от инженеров все чаще ждут опыта в дизайне, понимания бизнеса и управления проектами. Это должны быть люди заинтересованные и способные сотрудничать с работниками из других областей. По моему опыту, компании теперь ценят эти навыки не меньше, чем традиционное обучение в области компьютерных наук. И тот факт, что инженеры вроде меня имеют опыт в какой-то другой области, теперь все чаще рассматривается как преимущество.

Прошло больше двух лет с тех пор, как я стал разработчиком. Мне все еще порой кажется, что я надел какую-то маскировку. Но я уже получил несколько продвижений по службе, мой уровень ответственности вырос, а потом я перешел работать в другую компанию.

Я редко рассказываю о своем учебном лагере коллегам, опасаясь, что они начнут оценивать меня с высоты своих университетских дипломов. Но когда я все-таки упоминаю Hack Reactor, мне приятно видеть удивление на лицах коллег: удивление, что я все-таки порой понимаю, что делаю. «Да, — думаю я. — Я тоже удивлен».

Думая о времени, которое я потратил на подготовку к этой работе, я поражаюсь, как мне повезло, когда я сделал этот шаг. У меня не было детей, практически не было долгов, меня поддерживала жена, и неподалеку находились крупнейшие технологические компании мира. И несмотря на все это, я колебался.

Главное, что я понял: Кремниевая долина постоянно меняется, со мной или без меня. Я мог держаться за то, что умел, и отстать, или попробовать что-то другое. В конечном счете я пришел к выводу, что быть разработчиком — это прежде всего практика. Для меня главным вызовом было дать самому себе разрешение на эту работу.

","nextFontIcon":""}" data-theiapostslider-onchangeslide=""""/>

Откуда берутся технари и гуманитарии и правда ли, что первые умнее вторых.

Недавно группа исследователей из Франции обнаружила в мозге особые зоны, отвечающие за способности к математике. Ученые выяснили, что при решении задач по алгебре, математическому анализу и геометрии включаются ранее не известные им нейронные сети. Кроме того, мозг значительно активирует участки в теменной, нижневисочной и префронтальной коре. Но только у технарей. У гуманитариев в этом случае - полное “зеро”. Почему так происходит?

pressmans.com

Изначально ученых волновал весьма конкретный вопрос - откуда берутся врожденные математические способности? Они пригласили 15 профессиональных математиков и 15 гуманитариев. Группам были озвучены как сложные утверждения в области алгебры, математического анализа и геометрии, так и различные тезисы по гуманитарным наукам - литературе и истории. Каждый вопрос нужно было оценить как истинный, ложный или бессмысленный. Во время эксперимента мозг испытуемых сканировали с помощью функциональной томографии - метода, позволяющего определить, какие участки мозга включаются в работу во время конкретного мыслительного процесса.

В итоге оказалось, что при оценке исторических утверждений мозг технарей и гуманитариев реагировал одинаково и предсказуемо. А вот математические задачи активировали определенные участки коры только у математиков. У остальных они не были задействованы вообще - заумные задачи мозг гуманитариев не воспринимал. Ученые пришли к выводу, что за математическое мышление отвечает не просто левое полушарие, как принято считать, а отдельная и совершенно особая нейронная сеть. Однако выяснился и нюанс: в то время, когда она активно работает, у большинства технарей автоматически снижается активность центров, отвечающих за восприятие и передачу слуховой и зрительной информации. Проще говоря, человек буквально не слышит и не видит ничего вокруг, кроме листочка с формулами.

“Соображалка” у гуманитариев и технарей работает по-разному и в других случаях. Память мозга ассоциативна. То есть запись новой информации производится не случайным образом, а в определенную его часть. Можно сказать, забрасывается на тематическую полку. У гуманитария этот процесс носит приблизительный характер - для запоминания достаточно частичного совпадения по одной или нескольким характеристикам. Если же люди занимаются техническими дисциплинами, где из-за одной неточности весь результат может оказаться неверным, то запись информации не производится до полного совпадения всех признаков. Иными словами, мозг технаря, перед тем как что-то запомнить, сто раз все перепроверит, да еще будет при этом сомневаться. Именно поэтому считается, что гуманитарии обладают более быстрой и гибкой памятью, а технари - медленной и основательной. Гуманитарий вполне может забыть то, что ему не нужно, технарь - никогда. Как говорится, что в этот мозг записано, топором не вырубишь.

Математические нейронные сети, которые “засветились” во время эксперимента, ученые хотят изучить более подробно. Вполне возможно, что это даст возможность определять врожденные способности (или отсутствие таковых) у детей. В этом случае можно будет уже с раннего возраста рекомендовать родителям развивать ребенка либо в одном, либо в другом направлении. Пока что такой методики не существует. И вопрос, кем является человек - физиком или лириком, может решиться разве что в школе. И то не всегда. История знает примеры того, как люди в середине жизни резко меняли чисто технические профессии на творческие. Например, дипломированный медик Александр Розенбаум стал поэтом и певцом, а знаменитый художник Поль Гоген до того, как решил резко изменить свою жизнь, работал биржевым брокером.

В отличие от вопроса с левшами и правшами, где наблюдается явный перевес в одну сторону (леворуких меньше), технарей и гуманитариев примерно поровну. Причем подавляющее большинство из них занимаются не своим делом. То есть вполне возможно, что какой-нибудь скромный бухгалтер или не хватающий звезд с неба инженер по задаткам был рожден, чтобы стать гениальным писателем. Но, как говорится, не сложилось. Впрочем, в очень редких случаях гениальные способности могут пробиваться сами. Например, выдающийся ученый Дмитрий Менделеев в школе абсолютно не проявлял способностей к точным наукам. Более того, он два года сидел в первом классе, а по прославившей его впоследствии химии имел жалкую тройку.

КОМПЕТЕНТНО

Владимир Кульчицкий, заместитель директора по научной работе Института физиологии НАН, член-корреспондент, профессор, доктор медицинских наук:

Среди обывателей уже давно прижился стереотип, что технари умнее гуманитариев. Причем с развитием научно-технического прогресса это мнение укореняется все глубже. Действительно, в век квантовой физики и ИТ-технологий создается впечатление, что востребованность гуманитариев в разы меньше. Но так ли это на самом деле?

С точки зрения науки ставить вопрос о превосходстве того или иного склада ума по меньшей мере некорректно. Кстати, уровень коэффициента умственного развития у гуманитариев (например, писателей или ученых-лингвистов), как правило, очень высок. Оба типа интеллекта не только взаимно дополняют друг друга, но и работают на общее благо - развитие человечества. Не секрет, что многие современные ученые (например, физики, представители космической отрасли) пришли в науку благодаря художественной литературе, вдохновившись творчеством выдающихся писателей-фантастов. То есть все мы существуем в тесной взаимосвязи и нуждаемся друг в друге.

Существует множество теорий о том, почему люди рождаются с определенным набором способностей. С моей точки зрения, наиболее вероятна генетическая составляющая. Сложные комбинации генов закладываются в нас поколениями предков. Любопытно, что предугадать, как именно сложится эта мозаика, нам не дано. По крайней мере, на данном этапе развития науки. Например, в семье музыкантов может родиться ребенок с выдающимися математическими способностями и наоборот. Точно так же дети гения могут и не унаследовать его уникальный дар. То есть, по сути дела, наше внутреннее содержание от нас никоим образом не зависит. Более того, попытки родителей настаивать на выборе определенной, но не подходящей их сыну или дочери профессии могут закончиться весьма плачевно, вплоть до нарушений психики и соматических патологий.

Есть еще один момент - любые врожденные данные могут раскрыться полностью только при определенных условиях. Это и воспитание, и среда, и самое главное - вовремя встреченный грамотный учитель. В конце концов, если бы отец Моцарта не развивал его дар фактически с младенческого возраста, мир никогда не узнал бы его в качестве гениального музыканта.

ЛЮБОПЫТНО

Гены пальцем не раздавишь

На данный момент существует несколько теорий, которые объясняют, почему одни из нас становятся технарями, а другие - гуманитариями.

Наиболее правдоподобная - наследственная. Действительно, известны случаи, когда представители целого рода проявляли особые способности в той или иной сфере.

Так, швейцарская семья Бернулли в XVII-XVIII веках внесла огромный вклад в науку. Среди ее членов - 9 известнейших математиков и физиков. В течение 105 лет то один, то другой Бернулли возглавлял кафедру математики Базельского университета.

Недавно мне попалась новость на портале Zelenograd . ru «Лицей 1557 и школа 853 открывают инженерные 10-е классы» . В заметке рассказывают, как две школы Зеленограда открывают два инженерных класса (до этого они были физико-математическими) и еще планируют открыть медицинские классы. Речь идет о десятых классах.

Вот вроде бы ничего плохого. Спрос на эти классы у учеников и родителей, очевидно, будет. Этот спрос порожден современным отношением к школьному образованию. Если когда-то в далекие советские времена целью школьного образования была передача детям широкого спектра фундаментальных знаний, то сегодня школьное образование нужно исключительно для того, чтобы поступить в ВУЗ. Ну, или как придется, но поступить. Часто даже от вполне взрослых людей можно услышать рассуждения о зря потраченных школьных годах на изучение ненужной им физики с химией или других предметов, которые в дальнейшей профессиональной жизни им не понадобились. Слушая это, берет оторопь, но такова реальность.

Вот и в Зеленограде открываются инженерные классы согласно именно такому подходу – зачем тратить время на ненужную литературу и историю, когда можно «знакомить учеников с практикой и исследовательской работой, готовить выпускников к поступлению в технические вузы» ?

Прошу прощения за грубость, но я обязана назвать вещи своими именами и пояснить, что такой подход к образованию не является сколько-нибудь уникальным (именно это слово используется в зеленоградской заметке). Это способ обучения в лучшем случае ремесленников, а если точнее, то рабов. Сапожнику ни к чему литература, ему достаточно с детства дать в руки нож для кожи и обучать кроить и шить. Он будет хорошим сапожником. Медсестре ни к чему знать о том, что Земля круглая, пусть учится ставить уколы и зеленкой ссадины мазать. А инженеру совершенно не нужно задумываться о значении завоеваний Александра Невского для отечественной истории, пусть молча паяет свои платы.
Иллюзии о том, что это все будет восполнено в ВУЗах, беспочвенны.

Конечно, везде учат по-разному, но автор этих строк постоянно обнаруживает в своей голове пустоты в знании, например, истории, не смотря на то, что отечественная история в ВУЗе была сдана на 5.

А тут я хочу впасть в ностальгию и, наконец, раскрыть содержание заголовка заметки. Как я стала технарем. Технарем я себя обозначила еще в школьные годы. Сами учителя нас все время пытались поделить – кто-то технарь, кто-то гуманитарий, а кто-то биолог-медик.

Учителя биологии почему-то считали, что я подаю надежды в этой области. Мне действительно было интересно, но как-то я свою жизнь с этим связывать не хотела. А может не попался мне такой авторитетный человек, который перетянул бы меня на эту сторону. Думаю, что это было возможно. То есть биологическая составляющая обучения всегда воспринималась мною как интересное хобби.

Другое дело с гуманитарными науками: русский язык, литература, история. В виду того, что я читала много книг, русский язык мною воспринимался интуитивно, и эта интуиция давала мне стабильную 4, а если немного напрячься, то и 5. Уроки литературы были чем-то тяжким. Хоть книги я и читала, но почти все они не были связаны со школьной программой. Поэтому в обсуждения на литературе я старалась не вступать. Писать сочинения нас особенно не учили. Да, собственно, совсем не учили. Говорили, что надо описать, как я провел лето или, что Катерина луч света в темном царстве. И дальше пиши, как на душу ляжет. Естественно, получалось плохо. Самые плохие и самые хорошие сочинения обычно зачитывались. Мои не читали.

С историей было совсем плохо. При чтении учебников истории я испытывала страшные муки и комплексы, так как совершенно ничего не могла понять. Смысла запоминания дат не видела. Теперь я понимаю, что из этих учебников действительно ничего нельзя было понять. Можно было только тупо запоминать. К истории это вообще мало относится. Это были не учебники истории, а сборники несвязных событий и информации.
И вот среди всего этого возвышалась математика! В учебниках можно было проследить логику. Решение задач и примеров имели ощутимый результат, который можно было проверить. Все это не смотря на то, что к учебникам математики тоже есть много претензий. К тому же мне просто повезло, что в 10-11 классах к нам пришла действительно хорошая учитель математики. Галина Андреевна. Она стала ставить нашим отличницам двойки и тройки. И мне досталось. Отличницы плакали, их мамы бегали в школу и устраивали скандал. Но авторитет учителя возобладал. Мы действительно ничего не знали. И она принялась нас учить. И научила. И это было то немногое, что я из школы таки вынесла.

Так я и стала технарем.

Был один эпизод в 11м классе. К нам в школу пришла молодая режиссер и стала вести театральный кружок. Через пару месяцев мы поставили спектакль. Спектакль представлял из себя стеб на тему медицины. Ничего выдающегося. Но посмотрев спектакль, вышеупомянутая учитель математики Галина Андреевна сказал: «И все-таки вы гуманитарии».

Не берусь утверждать, что Галина Андреевна была права. Но фактом является то, что на сегодняшний день я ощущаю нехватку гуманитарных знаний, а также горькое чувство от того, что упущена уйма времени.

Не может человек быть только сапожником, инженером, медиком. Где тогда человек? Как ему пробиваться через философские вопросы, которые ставит перед ним жизнь? Как без широты знания решать эти вопросы?

И не так уж был прямолинеен Фурсенко, когда говорил, что его задача воспитывать квалифицированных потребителей. Его задача - воспитать раба.